Социнвестинг: друг или враг?

В начале 2015 года в лондонской школе социальных предпринимателей состоялась дискуссия на тему «Социальное инвестирование: друг или враг?». В центре внимания оказались три ключевых вопроса: отвечает ли рынок инвестиций влияния требованиям сектора соцпредпринимательства, роль государства в развитии отрасли и опасность для репутации нового бизнес-тренда путаница, существующая сегодня в терминологии.

Инвестиции влияния привлекают все больше внимания со стороны крупных финансовых игроков. Это один из самых ярких, быстроразвивающихся и… потенциально уязвимых деловых трендов последнего десятилетия. Подобно любому новому социальному явлению, импакт-инвестинг вызывает множество вопросов, часть которых остается открытыми.
 

Финансы и гарантии

По мнению бывшего члена парламента от Лейбористской партии и председателя профессиональной сети предпринимателей Sensot Леса Хакфилда, «основной спрос на рынке социнвестиций Великобритании приходится сегодня на ссуды или другие виды финансирования в размере от 50 до 100 тысяч фунтов. Однако большинство запрашивающих организаций не обладают ни гарантированным имущественным залогом, ни какими-либо активами, способными обеспечить безопасность займа».
Хакфилд процитировал данные отчетов Бостонской консультационной группы и представителей Big Society Capital за 2013 год, а также экспертов из G8 Social Impact Investment Taskforce. Согласно приведенным данным, в прошлом году планировалось высвободить под инвестиции влияния один триллион долларов, в реальности же, отметил Хакфилд, можно говорить лишь о сумме в 13 миллионов.

Основатель компании Resonance  Дэниэл Брюер, участвовавший в дискуссии, высказал мнение, что социальным предприятиям, не имеющим достаточных активов для подкрепления кредитов, могли бы помочь налоговые льготы по социальным инвестициям Social Investment Tax Relief (SITR), предложенные канцлером казначейства Джорджем Осборном. «Предприниматели хотят выплачивать ставки по кредитам не выше 3-6%, будто речь идет об обеспеченном займе, но в действительности у них нет необходимых имущественных активов. В свою очередь инвесторы, вкладывая от 50 до 100 тысяч в организации, идут на финансовые риски, которые должны, как минимум, окупиться. Налоговые послабления могли бы способствовать этому»,- считает эксперт.

Благотворительная организация FareShare South West, утилизирующая пищевые отходы, получила первый транш в размере 70.000 фунтов от бизнес-ангелов с применением модели льгот SITR. Организация смогла взять необеспеченный кредит под выплаты в 5% в течение первых трех лет, что вдвое снизило нагрузку на бизнес. Это произошло потому, что инвесторы убедились в возможности компенсации вкладов через новые налоговые послабления. Дэниел Брюер полагает, что финансирование на основе активов придет в сектор через индивидуальных кредиторов, готовых работать со ставкой в 4-7%.
 

Вопрос государственной важности

Вопрос участия государства в социальном инвестировании поднимался на конференции неоднократно. В настоящее время правительство Дэвида Кэмерона активно выносит вопрос инвестиций влияния на повестку дня, надеясь на привлечение частного капитала в сектор общественных услуг. Комментируя эту ситуацию, генеральный директор Children England Кэти Эванс, напомнила, что существуют социальные сферы, где государство является единственным инвестором. Например, детские дома. Сегодня, по словам эксперта, эта система близка к коллапсу.
Большинство английских сиротских учреждений финансируется хеджевыми фондами (инвестиционные пулы, организованные в форме частных партнерств – ред.), поскольку государство просто прекратило их поддерживать. Создание рынка социальных инвестиций невозможно, по ее убеждению, и в таких сферах, как реабилитация наркозависимых и помощь бездомным. Кэти Эванс полагает, что эти услуги должны финансироваться государством. В то же время, есть примеры того, как интересы общественного и частного секторов могут пересекаться - это детские сады. Даже если полностью убрать государство из этой сферы, все равно остается множество людей, готовых заключать частные соглашения по присмотру за детьми.

Запутанная история
Другой горячей темой дискуссии стала путаница в определениях. Ещё в прошлом году представители G8 Taskforce ввели в употребление понятие «прибыль и польза» («Profit-with-Purpose») для обозначения определенного типа компаний, которые не относятся ни к социальному предпринимательству, ни к НКО.
Председатель совета директоров UnLtd Клифф Прайор пояснил, что такой тип бизнеса, не являющийся социальным предпринимательством, подходит для идентификации начинающих предпринимателей, которые, будучи ограничены в средствах, имеют, тем не менее, потенциал быстрого роста. При этом у них есть желание заниматься социальным и средовым благоустройством. По мнению некоторых участников встречи, такая терминология негативно скажется на репутации соцпредприятий, так как люди просто перестанут понимать, что такое настоящее социальное предпринимательство.
 

Местная специфика

Бурное обсуждение собравшихся вызвала также тема внедрения модели импакт-инвестинга в развивающихся странах. Эксперты отметили, что до тех пор, пока члены местных сообществ не являются собственниками или акционерами социальных предприятий, трудно говорить как о каком-либо положительном влиянии импакт-инвестинга на эти сообщества, так и о перераспределении материальных ресурсов в пользу малоимущих слоев населения.
Это особенно очевидно на примере неудачных проектов в странах третьего мира, в которых представители бедных общин рассматривались как потребители, а не участники экономического процесса.
Споры на почве социального инвестирования вызывает и тот факт, что в настоящее время степень социального воздействия определяется инвесторами и предпринимателями, а не непосредственными выгодоприобретателями. Так, некоторые крупные финансовые институты объявляют социальным воздействием любые инвестиции в проблемные зоны и развивающиеся страны. Представители сообществ, страдающие от нехватки ресурсов, вынужденного переселения и тяжелых условий труда, уверены, что суть дела в другом, но при определении целей импакт-инвестирования с ними никто не консультируется.
Другой проблемой является то, что многие предприниматели склонны рассматривать проблему вовлечения общин только как объект исследований. Вместо создания инфраструктуры для долгосрочного общественного сотрудничества и развития, они лишь обзаводятся фокус-группами для анализа рынка. Эта особенность объясняется тем, что социальное инвестирование как отрасль с момента возникновения развивалось «сверху вниз» — инвесторы задавали критерии оценки воздействия и прибыли, а социальные предприятия вынуждены были подгонять под них сообщества. При таком подходе возможность самоорганизации, при которой общины сами бы определяли собственные нужды, практически отсутствует.

В ходе обсуждения эксперты сошлись во мнении, что сегодня существует множество программ наращивания потенциала социальных предпринимателей, предполагающих возможности обучения и получения финансирования, но никаких усилий для их широкого распространения не прикладывается. В этой ситуации необходима методология работы, которая учитывала бы местные обычаи и традиции и предполагала бы прекращение попыток приучить «дикарей» к западным моделям ведения бизнеса.

Основным итогом встречи стало понимание, что социальное инвестирование как предпринимательское явление движется в сторону усложнения. Социальный предприниматель и колумнист Pioneers Post Лиам Блэк сказал в заключение: «Нам стоит радоваться тому, что движение социального предпринимательства становится разнообразнее. В прошлом, когда я высказывался о том, что предприятия должны быть жизнеспособными и прибыльными, меня подвергали жесткой критике. Сегодня, хотим мы того или нет, рынок меняется в сторону усложнения».



Источник Pioneers Post

Перевод Григория Лобжанидзе

Дата публикации: 25 февраля 2015