Артель свободных мебельщиков

Общество с ограниченной ответственностью «Рич Форест» — маленькая мебельная фабрика на окраине подмосковного Ногинска. Устроиться сюда на работу непросто — хоть зарплата и невелика, рабочий день не нормирован, а бытовых удобств никаких. Условий два: надо быть настоящим мастером своего дела и иметь за плечами тюремный срок.

Курский вокзал — место непростое. Огромен, богат на этажи и закоулки, беден на указатели. Платформы здесь называются тупиками, а поезда разбегаются в разных направлениях. В поисках лучшего пути я упустила свою электричку. Пришлось сесть на другую: «Москва – Петушки», которая до Ногинска не идет. Со свистом и почти без остановок понеслась она к печально известному 101-му километру, куда не так давно высылали из Москвы всяческий неблагонадежный элемент, сбившийся с пути. Отчаянно опаздываю, смотрю в окно и терзаю мобильник, отказывающийся отчего-то выходить на связь с миром.

Путевое интервью

Наконец связь ненадолго появляется, и я понимаю: безвыходных положен ий нет, есть лишь кружные пути и люди, готовые помочь.  Евгений Морозов подхватывает меня на промежуточной станции и везет на машине в Ногинск. Все получилось даже лучше, чем задумано. Работает диктофон, дорожная беседа превращается в интервью, и мне не надо будет отрывать учредителя ООО «Рич Форест» от работы в самое горячее время: как раз получили первый большой заказ. Фабрика существует совсем недавно. На бумаге — с ноября. Станки завезли в декабре, тогда же и начали делать первую мебель. В пути Морозов  рассказывает о себе: «Освободился я из колонии в 2014 году, отсидев шесть лет. В апреле будет два года, как вышел на свободу. И все это время пытался найти работу. Таким, как я — людям с клеймом отсидевшего, — сделать это практически невозможно. Есть профессия, есть неоконченное высшее образование (МИСиС), но все собеседования заканчивались ничем. Подергался-подергался, в такси только взяли, а мне семью кормить: у меня дочка маленькая (она родилась, когда я в колонии был), жена беременная».

С заднего сиденья раздается деликатное «кхе-кхе».

«Это мой старший сын, – улыбается Евгений, – недавно из армии пришел. Пока со мной на фабрике работает».

Все вместе

Там, на фабрике, все свои. Если не родственники, то очень близкие товарищи. Соучредитель — Олег Точилин, давний друг Морозова, тоже электростальский. Директор и пиар-менеджер — его супруга, бухгалтер — «жена еще одного нашего сидельца». Всех сотрудников — их девять — знает по колонии. Знает как отличных мастеров, видел, как те создавали в промзоне на допотопных станках потрясающие вещи.

«Поэтому открываться нам было не страшно, хоть и кризис на дворе: хорошего мастера найти очень тяжело, а у меня вон их сколько! – объясняет Морозов. – Когда я понял, что надо создавать что-то свое, позвонил Мишке (это бригадир наш, сейчас увидите его) и говорю: собирай ребят, пусть будут «на звонке». А сам между тем занялся бумажной волокитой и поиском помещения».

Въезжаем в Ногинск. Огромная база на окраине города, где чего только нет! Полуразрушенные здания, непонятные механизмы, гора металлолома, соперничающая по высоте с мощными елями. Фабричку найти легко: по опилкам на белом снегу.

Цех

Как удачно, что мне удалось поговорить с Евгением под шум автомобильного мотора. Мебельное производство тихим не назовешь, хоть и народу здесь сегодня немного.

Морозов показывает мне станки — в основном старенькие, видавшие виды, к которым без знания назубок техники безопасности лучше ближе чем на километр не подходить.

«У наших ребят половины пальцев нет, – смеется он. – Это естественно для профессионального столяра. Сейчас-то они могут с закрытыми глазами любую деталь сделать, а пока учишься, травмы неизбежны. Но мы обновляемся потихоньку, уже покупаем более современные и безопасные станки».

Сначала здесь работали только знакомые Евгения и Олега. Приехали «ребята» из Ивановской, из Владимирской областей. «Сейчас звонят некоторые, которые вот-вот должны освободиться, – говорит Морозов, – многих я не знаю, но, если ребята с руками и хотят достойно жить — вопреки прошлому, мы всегда рады и будем рассматривать всех. Завтра двое должны прийти устраиваться, на следующей неделе еще один — шофер». 

Собеседование проводит бригадир Михаил. Смотрит, на что человек способен, действительно ли он мастер своего дела или только притворяется. Здесь работа не только тонкая, но и опасная, поэтому без квалификации нельзя.

«С одним таким недавно пришлось расстаться, – говорит Морозов, – несерьезно отнесся к технике безопасности. А мы тут ПТУ у себя устраивать не можем, хотя в будущем, если удастся, неплохо было бы организовать какие-нибудь курсы. Но это — мечты». 

Дуб зеленый, крапчатый бук

Сам Морозов собеседования бы не прошел, не умеет он столярничать. Но дерево очень любит: «Раньше не понимал ничего, а теперь проникся. Дерево – это же красота сказочная!»

Мы ходим по ненадолго затихшему цеху, рабочие пошли пить чай. Для меня, если честно, все доски тут одинаковые. Прохожу небольшой ликбез: вот дуб, его надо погладить, чтобы ощутить необыкновенную фактуру, а еще он чуточку зеленоватый. А вот бук, он весь в крапинку, совсем не похож на дуб, ни капельки! Его привозят с Кавказа, у нас бук не растет. Родная березка тоже идет в дело, но это дерево гладкое, совсем бесфактурное — впрочем, от этого не менее красивое.

Столярничать Морозов учиться не стал — необъятного никто объять не может. Зато научился красить мебель и говорит об этом умении с гордостью, как и о том, что маляр их фабрики — член Союза художников. А почему нет?

«У него в Монино своя мастерская, он там кружок художественный для ребят ведет и у нас работает».

Чайный офис

Заходим в комнату, где стоит телевизор, кипит чайник и возвышается на постаменте модный табурет в стиле шебби-шик (Shabby chic — потертый шик, название стиля в интерьере, декоре и моде; предметы декорируются таким образом, чтобы производить впечатление старинных. — Прим. ред.). Ужасно не нравится эта мода Морозову, который требует от сотрудников скрупулезности во всем и заставляет исправлять даже самые крошечные оплошности, которые никто не заметит.

«Нам иначе нельзя, если не будем давать качество на 150 %, сарафанное радио не будет эффективным. Клиенты к нам через него в основном и приходят. Плюс сайты типа Avito. Делаем свой интернет-магазин, но он пока в стадии разработки. Качество должно быть на высоте — конкурентов много, а мы новички».

Он рассказывает, как недавно отвозил детский гарнитур в Рублево. Молодая мама как увидела, так даже целовать стала этот стульчик, столик и сундучок для маленькой принцессы (спинки сделаны в виде корон). «Мне прямо неловко стало, – говорит Евгений, – хотя не скрою, приятно — не зря старались».

Я спрашиваю у чаевников разрешения их сфотографировать. Видно, что это им не слишком нравится, шутят про обложки журналов, но разрешают.

«Откуда вы приехали?» – спрашиваю у одного из мужиков, курящего в кулачок. «Из Ивановской области». – «Пытались найти работу?» – «Бесполезно. Кому я нужен? Хотя столяр-плотник. Неплохой, говорят. Вот, хорошо, Женька позвонил, предложил помочь».

Секреты привлекательности

Основная продукция «Рич Форест» — корпусная мебель. Кухни, детские гарнитуры — вообще, делают что угодно. Вот барные стулья, вот щиты для местного чучельника, на которых разместятся головы кабанов, лосей и прочих убиенных охотниками зверей. Работают под заказ, делая нестандартную мебель: из массива дерева, из ДСП. Заказчики преимущественно москвичи.

На фабрике все свои, и с клиентами пока удается такие же отношения поддерживать. Иначе рынка не завоюешь. Еще один «секрет» — цена. Здесь она гораздо ниже, чем за аналогичную продукцию, скажем, из Италии (40 тысяч за «гостиную» против 100). «Невыгодно, конечно, но поднять пока не получается, – говорит Евгений Морозов. – Нужно завоевывать клиентов. Вот наберем клиентскую базу, тогда и подумаем о повышении».

Сотрудники Морозова получают 20–30 тысяч рублей в месяц. Оплата сдельная. Есть заказ — работают. Перед Новым годом, например, вообще выходные отменили. «Пока ни о какой прибыли не думаем, – говорит Евгений, – нам лишь бы на плаву остаться. Январь — месяц тяжелый, но вытянули кое-как. Стараемся как можно больше вложить в производство. Вот станок новый купили в Рязани — бэушный, зато подешевле. Сами ездили, привезли».

Почему бы нет?

Экскурсия довольно быстро подходит к концу. Помещение фабрики небольшое: 250 кв. метров. В планах расширяться. «Хотим обустроить  сушилку, «малярку» перевести в отдельный вагончик — сейчас она просто за занавесочкой. По весне сделаем пристройку — очень нужен склад, – перечисляет Морозов. – Сейчас всю изготовленную мебель приходится сразу увозить, негде хранить совершенно. И, конечно, будем еще набирать народ, который безуспешно пытается найти работу и начать новую жизнь, выйдя из заключения. Это — самое главное». 

Из-за той самой занавески, скрывающей «малярку» от внешнего мира, выходит художник с очередным эскизом. Пока я путешествовала по фабрике, он уже несколько раз демонстрировал зафиксированные на бумаге новые идеи.

Сейчас это часы из «горбылей», то есть из отходов производства. За час с небольшим, что я гуляла, художник успел все продумать, подсчитать себестоимость, вычислить потенциального потребителя и даже нарисовать фантастический вариант — с кукушкой. Так, на всякий случай, из досок его, конечно, не сделать.

Впрочем, вдруг? Эта фабрика — наглядная демонстрация того, как быстро идея может воплотиться в жизнь, как практически из ничего рождается красота, как меняется зашедшая было в тупик жизнь и спорится дело, если захочешь.

А нарисованные часы заодно напоминают мне, что обратная электричка уже довольно скоро подойдет к перрону и надо собираться в дорогу, обойдясь на сей раз без обходных путей.

Источник: ДиванФикс.

Автор: Екатерина Савостьянова

Дата публикации: 19 февраля 2016