Один день в одном ковчеге

Некоторые сравнивают Емилиана Сосинского с Сизифом, катящим в гору неподъемный камень. А как иначе относиться к человеку, всерьез поставившему перед собой задачу решить проблему бездомных во всем Московском регионе? Всерьез и относиться. Дом трудолюбия «Ной», созданный этим «мечтателем», существует и растет за счет собственных ресурсов уже четвертый год. Под его кровом живут и работают несколько сотен бывших обитателей улиц.

С Емилианом Сосинским мы встречаемся ранним (для меня) утром. 9.00. Руководитель Дома трудолюбия «Ной» уже успел наведаться в банк, я — проснуться и добраться до «Тушинской».  Немножко опоздала, зеленая «Хонда» — шаттл 96-го года. Уже ждет.

«Мне бы ваши проблемы», – хозяин распахивает дверцу и жестом приглашает садиться.

Мой ревнивый диктофон 

Фраза обращена не ко мне. Сосинский говорит по телефону. «К морю ей отдыхать ехать пора! По сравнению с тем, что человек может на улице оказаться, это такая мелочь».
Суров. Иначе в его неспокойном хозяйстве нельзя. Телефон же будет звонить непрерывно, вызывая, наверное, тихую ревность у моего диктофона, который придется постоянно ставить на паузу.  Дела обсуждаются щекотливые. Обострилось психическое заболевание; случилась кража; пропили деньги, присланные на лечение…

«Сколько у вас хлопот! – успеваю скороговоркой вставить я. – Как вы все успеваете?» Я знаю, что есть у Емилиана жена и дети, а вот выходных, таких, чтобы можно было поваляться на диване или пляже, нет. Есть суббота, День Семьи. По строгой договоренности с женой в этот день он даже по телефону рабочие проблемы не обсуждает (ну разве что когда отойдет подальше, чтобы не слышно было, в супермаркете, где они вместе закупают продукты на неделю).  А воскресенье — самый напряженный день, с половины седьмого утра он в храме. Телефон звонит снова.

«Ты где? На «Октябрьской»?!»

Обращаясь ко мне: «Еще немного подождем, хорошо? Девушка  устроилась на работу по договору, это огромная редкость. Она приехала в Москву с Дальнего Востока, сумку на вокзале украли,  так рассказывает. Как бы то ни было — ни документов, ни денег, подалась к нам. Паспорт мы ей восстановили, а теперь вот печать нужно поставить в документ».

Документы здесь восстанавливают тем, кто проходит месячный испытательный срок: не пьет, трудится: «Раз в неделю собираю группу и идем в УФМС».

Дома

Ждем, конечно. Дальневосточная девушка живет в одном из подмосковных коттеджей, которые арендует «Ной». До станции метро «Теплый стан» ей ехать около двух часов. Работать устроилась где-то в этом районе. Главное – есть кров, есть заработок, есть надежда.

Всего «домов» в центре трудолюбия «Ной» 10, все арендованные. Два из них — обычные городские квартиры. Есть и собственный  дом, во Владимирской области. Первоначально так и думали: жить и работать в глубинке. Но вот незадача: жилье там намного дешевле, а работы нет.

Живет в этих «ковчегах» 400–500 человек. Количество зависит от сезона. «Летом народ разбредается, – объясняет Сосинский. – Летом легче. Где упал, там и дом».

Трудятся на стройках — разнорабочими. Работают бригадами — чтобы был друг за другом догляд. В среднем половину заработка насельники отдают на развитие проекта. Кто-то получает на руки больше, кто-то меньше — в зависимости от стажа работы, трезвости и примерности поведения.

«Не опасно давать им деньги на руки?» – «Вы к тому, что напьются? Наличие денег ведет к тому, что они сделают это на свои, а не на украденные».

В окошко стучат. Вот и Наташа, которую мы ждем. Приглядываюсь. Одета чисто, лицо самое обычное, улыбается. Емилиан с видимым удовольствием проставляет ей в документ печать. Устраиваться на работу куда-то еще, не в бригаду, позволяют лишь после полугода примерного жития в общине.

Три пути спасения и невозможность перемен 

Наш путь лежит в поселок Заозерный неподалеку от Фрязино. Здесь находится так называемый социальный дом, в котором живут инвалиды, старики, женщины с детьми — все те, кто не может трудиться на стройке. «Они все равно работают, – объясняет Емилиан, – готовят, убираются, стирают, гладят… Есть небольшие мастерские, мини-ферма. У нас таких «инвалидов» — четверть в каждом доме. Люди продолжают прибывать, но, если их станет больше, дом лопнет. Вот и решили летом прошлого года арендовать для таких людей отдельный коттедж: как раз скопилась изрядная сумма денег. В основном этот дом, существует на отчисления из других, рентабельных домов».

Едем. По пути — краткий экскурс в историю. «В 2003 году я в первый раз переступил порог храма, – рассказывает Емилиан. – Узнал, что, по Серафиму Саровскому, есть три пути спасения: молитва, пост или благотворительность. И надо выбирать то, что легче. Спастись я очень хотел и решил, что третий путь — мой. У нас около храма стояла цыганка-нищенка. Я стал покупать ей продукты, потом к нам потянулись бездомные. Мы их кормили, одевали, верили во все, что они говорили. Через это все проходят, кто такой работой занимается, таковы шаги взросления. Подавляющее большинство людей считает, что самое главное — сделать так, чтобы бездомный ничем не отличался внешне от обычных людей: был чист, сыт, не издавал запаха». 

«А они могут измениться? Говорят, что происходят необратимые психические изменения».

«Жить так, как мы с вами, в «миру», в своих квартирах, они не смогут никогда. Удается это считанным единицам. Для них единственный путь — трудовая общинная жизнь со строгим распорядком».

«Ужас».

«Что ужас? – строго смотрит Емилиан. Впрочем, я подозреваю, что он привык к подобным ахам трепетных дамочек и даже государственных мужей. А еще — что строгость напускная. Человек, работающий сразу на нескольких пороховых бочках, которые к тому же время от времени действительно взрываются, не склонен к выражению эмоций.

– А замерзнуть под забором лучше?»

Бизнес-модель святого Иоанна

В октябре 2011 года Сосинский снял коттедж в Подмосковье, в 10 км от МКАД по Дмитровскому шоссе. Деньги на аренду дали в долг («отдадите, когда сможете») прихожане храма свв. Косьмы и Дамиана в Шубине, где давно действует пункт кормления бездомных. Этих «окормляющихся» и позвал Емилиан в новую жизнь. Отозвались трое. Так появился Дом трудолюбия «Ной».

В основе деятельности «Ноя» — принципы «Дома трудолюбия» святого праведного Иоанна Кронштадтского. «Это наш идеал. Все, что делаем, стараемся брать оттуда, нам даже ничего придумывать не пришлось. Иоанн Кронштадтский говорил: надо не подавать нищим у храма, а создавать общество, которое будет ими заниматься. И он первый внес туда деньги. Если ты хочешь помочь человеку — тогда они назывались «нищие мещане», сейчас «люди улиц», — необходимо дать ему и жилье, и работу. Если дать что-то одно, ничего не изменится.

Бизнес-модель святого Иоанна дает возможность Дому трудолюбия развиваться, быть на самофинансировании, не беря ни единой копейки у государства: «С мая 2012 года вышли на самоокупаемость, пошел доход, это позволило развиваться, из одного дома очень быстро выросло 10». 

Цель Сосинского — чтобы все «люди улиц», как когда-то в Кронштадте, могли жить в Доме трудолюбия, перестали пить, воровать, попрошайничать, начали вести нормальный образ жизни, чтобы работали и имели крышу над головой. Отец Иоанн вывел из Кронштадта полторы тысячи человек, три четверти всех бездомных города. Емилиан Сосинский хочет сделать то же самое в Москве. Он уже подсчитал: вывести с улиц надо 30 тысяч человек.

«Святой Иоанн Кронштадтский построил городок для бездомных благодаря тому, что вокруг него сплотилось государство, общество и церковь. Он там создал 12 производств, где могли работать все — и сильные, и слабые, и глупые, и умные. Эта схема требует только первоначальных вложений — создания рабочих мест, дальше они начинают работать на самоокупаемости. Он обратился к гражданам и сказал: давайте будем покупать то, что они будут делать. Это называется — госзаказ. Мы об этом пока и мечтать не можем. В «инвалидном» доме пытаемся наладить какое-то производство. Очень важный момент: уровень качества будет, конечно, ниже, чем у тех же китайцев, так что о конкурентоспособности говорить не приходится».

Тщательно спланированное чудо

Опять звонок.

«Отлично! Сам и отвезу». Сосинский вешает трубку.

Он доставит меня на место, а сам отправится в больницу. В доме живет молодая женщина с новорожденным младенцем. У нее ВИЧ. Вирус, к сожалению, передался и ребенку. «Чудесным образом» (так говорит Емилиан, а я представляю количество обитых порогов и отправленных ради этого чуда писем) их согласилась взять одна из близлежащих больниц. 

А мы уже на месте. Два огромных четырехэтажных особняка. Один из критериев, по которому сюда берут насельников (помимо главных — готовности не пить и трудиться) — способность преодолевать лестницы: спальни высоко. Теперь мои провожатые — руководитель социального дома Алексей и заведующий местным производством Юрий. Все руководители в Доме трудолюбия, за исключением самого Емельяныча (так называют здесь директора), — люди с улицы. В том смысле, что сами когда-то обратились в «Ной» за помощью. Руководители домов, их помощники, ответственные за безопасность, дневальные, завхозы… Опасно? Всяко бывает. «Человек — такое существо, что может в любой момент измениться, причем в любую сторону. Тот, кому веришь на все сто, сбежит с деньгами, а совершенно спившийся, деградировавший, отсидевший полжизни вдруг окажется способным и на усердный труд, и на жертвенный поступок». Бегло оглядев территорию,  Емилиан уезжает вместе с мамой и ребенком в больницу.

О животных и «шизе» в подвале

Алексей демонстрирует мне огород, мини-ферму. Куры, чета индоуток, вислобрюхие черные свиньи и два пасторальных козлика. Почти никого из поголовья еще не ели. Поросенок Васька — всеобщий любимец — веселый и хулиганистый. «Шустрый такой, может, вырастет — производителем станет, не придется резать», – с надеждой  говорит Алексей, вытирая о солому щедро татуированные руки.

Сначала тут жили только кролики. Чаще, правда, умирали и наотрез отказывались размножаться. На их (и насельников дома) счастье, здесь появился Алексей, и в детдоме, и на зоне работавший на ферме. Теперь поголовье ушастых неуклонно растет, вот-вот и первые экземпляры уже попадут не только в суп, но и на продажу. «Попросите Юру, он вам свою «шизу» покажет в подвале!» – вдруг смеется Алексей. Ой. Я иду в дом…

Оказалось, ничего страшного. Просто слово «франшиза» здесь непривычное. А Юра собирается продавать кроликов комплектом  и называет это франшизой: самец и самочка, в специальной, надвое поделенной клетке, к ним — набор кормов, препараты для прививок,  руководство по уходу. Клетки он разработал и делает сам, в подвале — склад. Ищет дачников, которые захотят купить кроличий комплект.

Здесь же, в подвале — мастерская по производству свечей. На первом этаже — «швейка». Здесь шьют спецовки, пока только для своих нужд, и тренируются строчить квадратики: грядет заказ на производство утепленной стеганой спецодежды для нефтяников, полярников и прочих суровых людей. Есть и крошечное мебельное производство, но тоже пока только для себя.

«Работу найти непросто. Нам важно, чтобы она сидячая была и несложная», – говорит Алексей.

Обитатели социального дома приклеивают стразы к иконкам, изготавливают цветы (30–50 копеек за штуку) для могильных венков. В день на этом можно заработать от 30 до 200 рублей.

«Нам бы свою лесопилку, – мечтает Юрий, – или производство шлакоблоков освоить. Вот это было бы социальное предпринимательство…»

А пока… Пока «инвалидный дом» под угрозой закрытия. Мы идем в столовую. Приехал Емилиан.

Лето — это беда

На обед борщ и салат из помидоров и огурцов (кто-то пожертвовал слегка «задумавшиеся» овощи). Активно угощают просроченными крекерами (тоже чья-то «жертва»). «Деньги нам дают крайне редко и не слишком щедро, – говорит Сосинский. – Единственный раз получили приличную сумму совсем недавно, благодаря чему смогли оплатить содержание нашего социального дома до конца июня.  На него уходит миллион рублей в месяц: одна аренда с коммуналкой — 300 тысяч. Плюс еда, плюс расходы на ферму, плюс зарплата (в мае пришлось урезать). Деньги тут все получают — просто за то, что живут трезво и работают, пусть и просто двор подметают с утра до ночи — вот как тот мальчишка-инвалид. По идее, дом мы содержали за счет отчислений от других домов. Но случилось две беды: кризис и лето. После Нового года исчезла работа, а после майских праздников — работники. Нас стало меньше примерно на четверть. Остальные подались на волю — пить. Работа появилась, но теперь трудиться некому. Что будет дальше, не знаем, честно говоря. Пришлось отказаться от услуг всех нанятых специалистов — врачей, юристов, соцработников. На одну медицину в месяц уходило 125 тыс. рублей. Как-нибудь выкарабкаемся с Божьей помощью».

Мы отправляемся в обратный путь. Конечно, сразу звонит телефон. Вот как раз одна из «беглянок». Просится обратно. Система наказания за пьянство и загулы тут сложная. На первый раз лишают зарплаты на месяц, это называется реабилитацией. На второй — выгоняют из этого дома, оставляя право устроиться в другой. И лишь на третий вообще выгоняют из Центра. Обратно возьмут спустя какое-то время, но тогда реабилитация увеличится до трех месяцев. Звонившей предложен вариант № 2. «Ищи сама, – отрезает Емилиан. – Может, где и возьмут». Дисциплина в Доме трудолюбия строгая.

Начало пути

Вот и Москва, мне выходить здесь, перед мостом на Мневники, а Емилиан поедет дальше, еще в один дом — квартиру, расположенную в этом районе. Надо проверить, как дела, а заодно побеседовать с насельниками. Ежевечернее собрание — это обязательная часть распорядка дня. «Для меня вечер — тяжелое время, я жаворонок, – признается Сосинский. – Есть у нас миссионер, который ездит по разным домам. Если никто не приезжает — обязательно общая молитва.  С какой-то точки зрения духовная жизнь здесь более напряженная, чем в миру. Без этой составляющей ситуации с бездомными не переломить».

«На сколько же вам удалось приблизиться к решению это глобальной задачи? – спрашиваю перед тем, как выйти в тугую вечернюю пробку. – Или это так, мечта?»

«Не мечта. Это совершенно реально. В процентах не отвечу, но атмосфера в регионе меняется, и во многом благодаря нам. Во-первых, мы были первой организацией в Московском регионе, которая стала бездомным платить деньги за работу. И многие другие организации вынуждены теперь выдавать им деньги. Во-вторых, если раньше меня вообще отказывались слушать на разных ответственных конференциях, то теперь я и с довольно высоких трибун слышу, что бомжей надо не только обихаживать, маникюр-педикюр им делать, но и работать заставлять. А в-третьих и в-главных, вот буквально на днях мы договорились о подписании соглашения о сотрудничестве с правительством Московской области. Вот так».

Мое «до свидания» тонет в очередном телефонном звонке: «Уже еду». Вечер только начинается.

Автор: Екатерина Савостьянова

Дата публикации: 4 июня 2015